Что касается рабочего класса, то кто-кто, а уж он в первую очередь испытал последствия неуклонного роста уровня жизни, который продолжался в Союзе вплоть до начала восьмидесятых годов. А для москвичей даже самые темные годы правления коммунистического режима связаны с такими грандиозными событиями, как переселение в отдельные квартиры. Для рядового московского рабочего малопонятно объяснение ельцинских экономистов о том, что сравнительное благополучие в годы Брежнева было куплено ценой варварского ведения хозяйства и разбазаривания природных ресурсов страны. Москвичи куда более понимают недавнее высказывание жены Александра Солженицына:
— Реформы — это то, что делает жизнь хотя бы немного лучше каждый день.
Однако годы ельцинских реформ приносят нечто прямо противоположное. И это начало доходить до самых недалеких домохозяек, которые во времена правления Горбачева бегали по митингам в защиту Ельцина. Даже ярым сторонникам реформ стало ясно, что абсолютное большинство населения скатывается к нищете. И самое страшное: реформы подорвали основы традиционного могущества России. Если это начали понимать рядовые домохозяйки, то что тогда говорить об активной, образованной части населения?
Непостижимы парадоксы общественного мнения! Вспомним конец августа, сентябрь и октябрь 1991 года. Это был пик вакханалии, развернувшейся вокруг членов ГКЧП. От них публично, на собраниях и в прессе, открещивались недавние сослуживцы и друзья. Чуть ли не каждый считал своим долгом унизить, оскорбить, облить помоями узников «Матросской тишины». Один из российских государственных деятелей в пылу негодования превзошел всех, заявив, что он лично расстрелял бы гекачепистов из автомата. Шло откровенное глумление над физическими недостатками вчерашних высших должностных лиц страны, бесцеремонно и цинично копались в их личной жизни, выставляли маразматиками и недоумками. Стоял вселенский вой: судить, скорее судить! Доброхоты-социологи кровожадно опрашивали население относительно меры наказания для несчастных стариков, с радостными воплями оповещая общественность, сколько процентов опрошенных требуют смертной казни.
Не прошло и двух лет, как отношение общественного мнения к членам ГКЧП и другим арестованным по этому делу изменилось. Большинство респондентов убеждено, что наказания подследственные не заслуживают, что их действия в августе 1991 года были продиктованы искренним стремлением сохранить целостность страны, защитить конституционный строй. Имена людей, которых проклинали и обсвистывали, предавали анафеме и очерняли, сегодня воспринимаются весьма терпимо, если не с симпатией, где тайной, а где и явной. Уже не слышно ни в электричках, ни в курилках — этих исконно русских гайд-парках — осуждающих выпадов в адрес советских декабристов, грубых анекдотов, обидных эпитетов. Время — самый строгий и беспристрастный судья.
Меняется отношение и к расхожим в августе девяносто первого года терминам «заговор», «путч», «переворот». Былой хлесткости уже нет. С течением времени становится ясно: где это видано, чтобы заговорщики поехали к тому, против кого заговор? Если ото был путч, то должен был произойти слом всех структур. Однако все оставалось прежним — и правительство, и Верховный Совет.
Что же это было? Переворот? Где же тогда изменение социального строя? Разве бывает переворот в защиту строя, который есть? Прав А. И. Лукьянов: это был отчаянный, очень плохо организованный шаг в защиту Союза, против его развала с помощью Союзного договора. Никаких сил в Москву практически нс вводилось, никаких жертв не было, кроме трех человек, ставших фактически жертвами автокатастрофы.
В марте 1997 года, в канун шестой годовщины референдума о сохранении СССР, социологический центр «Статус» газеты «Комсомольская правда» провел опрос среди москвичей. Был задан вопрос: «На референдуме 17 марта 1991 года большинство высказалось за сохранение Советского Союза. Вскоре, однако СССР распался. Как вы сегодня относитесь к этому историческому событию?»
Ответ такой: 54 процента опрошенных осудили развал СССР, 17 процентов одобрили, 13 процентов отнеслись к этому равнодушно, 16 процентов затруднились с ответом.
Социологи отмечают, что с каждым годом, по мере отдаления декабря 1991 года, число осуждающих развал СССР возрастает: «Раньше была гордость за свою Державу, а сейчас — стыд!»
Отдельно хочется сказать о жертвах «Великой августовской революции». Их было трое— Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. Им устроили грандиозные похороны с участием президентов Горбачева и Ельцина. Борис Николаевич, роняя скупую мужскую слезу, попросил прощения у родителей погибших молодых людей, что не сумел сберечь их жизни. Больше он таких слов не произнесет никогда — ни после расстрела парламента в девяносто третьем, ни после бесславной войны в Чечне, где полегло не менее ста тысяч человек.
А тогда из похорон устроили шоу. Горбачев и Ельцин чуть ли не соревновались, кто больше извлечет политических дивидендов. Михаил Сергеевич заявил на траурном митинге, что 24 августа подписал указ о присвоении погибшим звания Героя Советского Союза.
Но отзвучали печальные аккорды, и о новоиспеченных героях забыли. Горбачев успел до ухода в отставку вручить Золотые Звезды и ордена Ленина космонавтам, вернувшимся из полета, а также высокую награду советнику президента РСФСР по делам инвалидов Валерию Буркову «за гражданскую доблесть и самоотверженные действия по защите конституционного строя СССР». Посмертные же награды Комаря, Кричевского и Усова оставались невостребованными вплоть до февраля 1992 года, когда под воздействием демократической прессы власти наконец-то вспомнили о героях «Великой августовской революции» и пригласили в Кремль родителей погибших, чтобы передать Золотые Звезды, которыми были награждены полгода назад их сыновья.
Обстоятельства подвига трех демократических героев изложены юридическим слогом прокурорского расследования. Итак, перед нами фрагменты обвинительного заключения по уголовному делу № 18/6214-91.
Документ для истории
Обстоятельства гибели Д. Комаря, В. Усова и И. Кричевского
В ночь на 21 августа 1991 г. в тоннеле на пересечении ул. Новый Арбат с Садовым кольцом, в условиях комендантского часа, в результате столкновения военнослужащих и гражданских лиц, погибли Д. Комарь, В. Усов, И.Кричевский, были причинены телесные повреждения другим гражданам.
По этому факту 21 августа прокурором Москвы по признакам ст. 252 УК РСФСР было возбуждено уголовное дело.
12 августа 1992 года уголовное дело о гибели Кричевского, Усова, Комаря соединено в одном производстве с уголовным делом о заговоре с целью захвата власти в стране.
Протокол допроса свидетеля — Президента РСФСР Б. Н. Ельцина — в Прокуратуре РСФСР 13 января 1992 г.
Основанием для этого послужило то, что происшедшее 21 августа 1991 года в районе Садового кольца г. Москвы столкновение гражданских лиц и военнослужащих непосредственно связано с преступной деятельностью участников заговора, использовавших вооруженные силы для захвата власти.
Проведенным расследованием установлено следующее:
После ввода войск в Москву, объявления чрезвычайного положения и комендантского часа, 20 августа 1991 г. министр обороны СССР Язов приказал коменданту города Калинину для его обеспечения организовать силами войск патрулирование.
Калинин, выполняя это указание, отдал соответствующее распоряжение командирам Кантемировской и Таманской дивизий войск МВО.
Это распоряжение было оформлено шифротелеграммами №№ 5756-281 и 334541-43 от 21.08.91 г. за подписью начальника штаба МВО Золотова.
В частности, командиру Таманской дивизии Марченкову приказывалось организовать патрулирование на выездах с Садового кольца в центр города, выделив для этой цели 760 человек личного состава и 76 единиц бронетехники.
Патрулирование проводилось силами 15-го полка, командир которого Налетов довел приказ до командиров батальонов, а они — до личного состава.
В 23 часа колонна БМП выдвинулась на патрулирование, при этом сопровождения колонны автомашинами ГАИ обеспечено не было.
На площади Маяковского был выстроен первый пост, где остался командир полка Налетов, батальон № 1 двинулся направо, а батальон № 2 — налево по Садовому кольцу.
Выставив по ходу движения три поста, командир батальона № 1 Суровикин с 14-ю БМП подошел к пересечению Садового кольца с проспектом Калинина, где неожиданно обнаружил баррикаду. Об этом Суровикин доложил по рации Налетову. Последний, уяснив из рассказа Суровикина, что препятствие можно обойти, дал согласие на продолжение движения.
При въезде в тоннель БМП и военнослужащие собравшимися гражданами были забросаны камнями, палками, бутылками, другими предметами.